Просто кашель

Наде никогда не приходило в голову, что туберкулез может появиться у человека, который живет в теплой квартире, ест качественную еду, следит за гигиеной. Узнав у врача о диагнозе, она послала мужу сообщение:

Надя не стала рассказывать о болезни больше никому, чтобы не волновать раньше времени: окончательный диагноз ставится только по результатам многих исследований.

«Туберкулез на начальной стадии обычно бессимптомный, — говорит Надя, которая теперь, кажется, знает о нем все. – А вот на рентгене у него характерный рисунок. Хотя иногда и не очень характерный. Поэтому нужны дополнительные анализы — ты плюешь в баночку, и врач должен увидеть под микроскопом выделенные бактерии. Их может быть совсем немного.

Я не понимала, что происходит, четкой информации не было, но мне не было страшно — наша семья знакома с туберкулезом. Болел мой дедушка, это было после войны, болел его брат, болела моя мама после рождения ребенка, и все выздоровели. Я была уверена, что это просто из-за временных сложностей в моей жизни, недавнего рождения младшего сына…

Надя считает себя мнительной — и уверена, что как раз это ее и спасло.

Началось все с обычного кашля — ну, кто не кашляет, пусть даже и месяц? Аллергия, холодный воздух, надо носить шарф.

За четыре месяца до этого Надя меняла права и делала флюорографию, которая не показала ничего подозрительного. В этот раз принимала выписанный терапевтом антибиотик, который не помог. Кашель не проходил, почему-то заболели ноги, и Надя снова пошла к врачу. Ее снова отправили на рентген легких.

Врач внимательно рассмотрел снимок и сказал — это он, 99%.

«В этом случае человека сразу отправляют в тубдиспансер — в тот же день дают направление. Не самое приятное место в мире, конечно, и люди там, которых ты очень боишься, и стараешься ни до чего не дотронуться, и все это очень странно — потому что вообще не про меня же!

Врач сказал — это лечится, но вам придется полежать в стационаре. Я говорю — сколько? — От четырех до шести месяцев. А старшему сыну было семь, младшему — два года, и мы с ним не то что не расставались никогда — он с меня особенно и не слезал, я никому не доверяю детей.

Четыре месяца — это протокольный минимум, никто отдельные случае не рассматривает, никто даже не смотрит на твое самочувствие, не оценивает анализы, не обсуждает форму заболевания — открытая, закрытая…

Надя, конечно, сказала врачу, что ей нельзя ни в какой стационар, у нее дети. Но врач объяснил, что первая задача фтизиатра — изоляция больного от общества.

А детей, — продолжила врач, — можно отправить в санаторий — нет, не с ней, а одних, чтобы лечить — три месяца профилактического лечения.

Зачем лечить того, кто не болеет, Наде не объяснили. Зато объяснили, что лечение тяжелое, токсичное, и на этапе привыкания к лекарству возможны побочные реакции: вот как раз для их отслеживания санаторий — удобное место.

«Сейчас я понимаю, что такая — жутковатая — система профилактики нужна для неблагополучных семей, — уверена Надя. — Там детьми хотя бы будут заниматься, пока мама не в состоянии, будут кормить, ухаживать. Но ни один нормальный родитель все-таки своего ребенка в санаторий на три месяца не отправит, найдутся какие-то возможности.

А для отслеживания побочных эффектов есть, в конце концов, анализы крови. Я, конечно, сказала, что это все недопустимо, что если лечить детей — то только дома. Мне выдали буклетик, отправили домой — ждать, когда со мной свяжется доктор. Диаскин тест подтвердил активный процесс, а вот анализ мокроты был чистый (тут я выдохнула), и через несколько дней мне сказали, что мой случай будет рассматривать комиссия и решать, кладут ли меня в больницу.

Но как только мне поставили диагноз, я сразу пошла сама искать информацию — я же журналист.

И за три дня узнала все, и нужное, и ненужное. Читала статьи — российские и зарубежные, знала все списки препаратов, все протоколы, все о лекарственно устойчивой форме туберкулеза, об операциях.

Близкие думали, что я сошла с ума — я закрылась в комнате на три дня, практически не ела, не спала, только читала. Не общалась с детьми — боялась до ужаса. Я теперь была для них опасна.

Конечно, ни в какой санаторий Надины дети не поехали, хотя врачи и смотрели на нее с недоумением, — а что такого, ну санаторий, нормально.

Подругам Надя тоже рассказала, что заболела и лечится: ни один человек не посмотрел косо, не сказал ни одного неверного слова, зато все поддерживали и спрашивали, чем помочь, а когда Надя легла в больницу — приезжали погулять с ней, хотя она и запрещала.

Предупреждение или психологическая атака?

Но я все же легла в больницу. Я теперь боялась лекарственно устойчивой формы. Почти всех (за исключением тех, тех, у кого есть бацилловыделение и определена устойчивость к некоторым лекарствам), начинают лечить одинаково, препаратами первого ряда, очень эффективными — но их эффективность видна достоверно только через два месяца.

И если вдруг что-то пойдет не так, и лечение не подействует, за это время моя болезнь может перейти в форму выделения бактерии, или стать лекарственно устойчивой. Такой риск я себе позволить не могла.

А это все не так! Ведь люди — разные, степени и стадии болезни разные, а подход у врачей — один. И справляться с давлением очень сложно. Мы верим врачам, это авторитет, но их рекомендации должны быть адресны, индивидуальны, а предупреждения не переходить в запугивания. Ведь ситуация неравная, ты перед ним – в уязвимой позиции. Они звонят, приходят, ты постоянно что-то заполняешь и подписываешь.

Пора домой

Надя принимала четыре вида антибиотиков ежедневно, витамины, средства для печени, успокоительные — буквально горстями. Головные боли, туман в голове, плохое самочувствие. Постоянно плакала. Надины близкие, конечно, не считали, что она опасна, уговаривали лечиться дома. Но Надя была уверена — ее самоизоляция более надежный способ, она боялась незаметной отрицательной динамики.

Так Надя поняла, что мнения врачей надо проверять, необходима альтернатива, лучше консилиум, и что полная и разносторонняя информация помогает успокоиться. А успокоиться важно, иначе не сможешь принимать решения.

А все обследования детей Нади показали отрицательный результат.

В больнице Надя провела полтора месяца — и сбежала. Но перед этим показала анализы и снимки другому врачу — заручилась вторым врачебным мнением. А потом, в обсуждении с этим врачом своей истории болезни выяснила, что в ее случае без стационара вообще можно было обойтись.

«Эти два месяца в больнице, в отрыве от семьи, детей, оказались очень сложными в плане сохранения себя, — вспоминала Надя. — Я до сих пор это расхлебываю. Это самоедство, это постоянная мысль, что я виновата и как это на нас всех отразится.

Дома Надя еще пару месяцев ходила в маске, боялась целовать и обнимать детей. Прошло больше года – а у нее все еще свои, отдельные, чашка и тарелка, хотя это уже просто привычка.

И уже без смеха Надя вспоминает о том, как постепенно восстанавливались отношения с сыновьями, пришлось убеждать младшего, что больше мама внезапно не пропадет.

Конечно, Надю очень поддерживала семья, друзья, а потом появилась и работа – любимая, где можно приносить пользу людям. Она выздоровела, но сегодня другие мамы, возможно, узнали о своем диагнозе. Пусть им повезет найти внимательного врача, готового видеть не только инструкцию, но и человека.

Противоречиво звучит Может не все так плохо там? У меня есть знакомые, которые переболели туберкулезом, пролечились. При этом все вполне благополучные люди

А дочку все-таки научите не идти против своих желаний или нежеланий ради “приличий”.

Микобактерия туберкулёза устойчива к различным химическим и физическим воздействиям. Она переносит холод, высушивание, остаётся живой в уличной пыли до 2-х недель, а на страницах книг – до 3-х месяцев, хорошо сохраняется в тёмных сырых помещениях, но погибает при кипячении и не переносит прямых солнечных лучей. Основной источник распространения туберкулёза – человек с открытой формой заболевания. Микобактерии туберкулёза находятся в слюне, в мокроте, а при кашле, чихании, даже при разговоре мельчайшие капельки разбрызгиваются и могут попасть в полость рта и носа окружающих людей, а оттуда в лёгкие и кишечник. Попавшая на предметы, пол или на землю мокрота высыхает, а содержащиеся в ней туберкулёзные микробы поднимаются с пылью вверх. Заразиться туберкулёзом можно также через предметы обихода туберкулёзного больного, загрязнённые капельками его мокроты и слюны, при поцелуях. Человек может заразиться туберкулёзом и от больного домашнего скота, употребляя в пищу некипячёное молоко или недоваренное мясо туберкулёзных животных.

МБТ очень устойчива в окружающей среде. Так, при температуре 23 °C во влажном и тёмном месте она сохраняется до 7 лет. В тёмном и сухом месте (при высыхании мокроты больного или в пыли) МБТ сохраняется до 10—12 месяцев, в уличной пыли (то есть в сухом и светлом месте) палочка Коха сохраняется до 2 месяцев, на страницах книг — до 3 месяцев, в воде — до 5 месяцев. В почве МБТ сохраняется до 6 месяцев, в сыром молоке — до 2 недель, в масле и сыре — до года.

На сегодняшний день считают, что микобактерии туберкулёза, находящиеся в мокроте, остаются жизнеспособными при открытом кипячении последней в пределах 5 мин. Микобактерии чувствительны к средствам, содержащим хлор (хлорная известь, хлорамин и др.), третичные амины, а также к перекиси водорода.

22 февраля в одной батайской семье произошло прекрасное событие: родилась здоровая девочка весом три килограмма, которой дали звучное имя София. Но пребывание ее матери в батайском роддоме обернулось для всех большой нервотрепкой и проблемами. Ни маме, ни бабушке ребенка отдавать не хотели. Предлагаем читателям две версии событий: бабушки новорожденной Софии и батайских медиков

– Утром 22 февраля моя дочь Олеся поступила в батайский роддом, и уже в 9 часов утра она родила здоровенькую девочку, – начала свой рассказ мать батайчанки Людмила Александровна, которая попросила журналистов БВ не упоминать в публикации ни фамилию семьи, ни место жительства.

Она поведала, что ее дочь, 30-летняя Олеся, родила вторую дочь. Первая, от предыдущего брака, уже ходит в школу. Новый муж Олеси – спортсмен, который в силу обстоятельств работает в Москве. До декрета Олеся трудилась поваром в одном из ночных клубов и, по словам ее мамы, никогда ничем не болела. Именно поэтому она решила на становиться на учет к гинекологу и не сдавать положенные анализы.

– Когда я была беременна первым ребенком, встала на учет здесь, в Батайске, но мне не понравилось. Тогда я стала наблюдаться у врачей в Ростове, сдавала анализы, которые считала необходимыми, – пояснила БВ Олеся. – И у меня родилась замечательная здоровая дочь. Поэтому во второй раз я всего лишь несколько раз сделала УЗИ, а в больницу попала уже во время родов.

На третий день после родов Олесю начали обследовать: у нее брали анализы и сделали флюорограмму. По словам батайчанки, с первого раза снимок не получился – оказался затемненным, во второй раз, якобы, помешал попавший волос, и только с третьей попытки снимок был сделан четко.

Затем в больницу приехала врач-фтизиатр, которая пояснила, что у девушки обнаружены изменения в легких. И для выяснения – то ли Олеся болела раньше, то ли активный процесс происходит сейчас – надо сдать еще анализы, в том числе и в Ростове. При этом предложение врача тут же лечь в тубдиспансер Олеся, конечно же, встретила в штыки и категорически отказалась.

Сотрудница отдела опеки стала выяснять, где сейчас старшая дочь Олеси с тем, чтобы забрать ее в детский дом, пока батайчанка будет обследоваться и, может быть, лечиться. От испуга Олеся сказала, ребенок живет у бабушки и учится дома, хотя она ходит во второй класс обычной школы.

Тогда же, 25 февраля, испуганная женщина ушла из роддома, забрав все документы для обследования в тубдиспансере. И сразу же начала проходить все, что можно. При этом Людмиле позвонили из роддома и рассказали, что у дочери туберкулез, а выписка ребенка назначена на пятницу, 27 февраля.

Женщина сразу же отпросилась с работы и побежала в железнодорожную больницу сдавать анализы – все хорошие. И с ними срочно в больницу, но ей отказались отдать внучку.

По ее словам, она сразу же стала звонить куда только можно, в частности, дозвонилась на горячую линию Министерства здравоохранения, ездила в Ростов консультироваться с адвокатом. В субботу ей снова отказались отдать внучку, мотивируя тем, что должна быть оформлена временная опека. При этом у Людмилы на руках было согласие дочери, заверенное у нотариуса, что она может забрать внучку. Вместе с родственниками побывала она и на приеме главврача ЦГБ. И Наталья Пивненко сказала, что медики не имеют права отдать бабушке ребенка.

-Я буквально падала на колени и умоляла, но мы ушли ни с чем.

Неожиданно вечером процесс пошел. Олесе позвонили из отдела опеки и попечительства Управления образования и сказали, что нужно подъехать и оформить временную опеку, что сразу же и было сделано. Мало того, следом мать и бабушка в полшестого вечера поехали в ЗАГС, где им оформили свидетельство о рождении. Затем начальник отдела опеки и попечительства Анжелика Шестопалова лично привезла постановление о временной опеке, которое уже успели подписать и мэр города, и начальник Управления образования. Шестопалова проверила условия проживания семьи, где, к слову, малышку ждала и кроватка, и коляска, и все необходимое. И только после этого им разрешили забрать малышку домой.

Так маленькую Софию передали бабушке в 19 часов вечера без положенной праздничной суеты, цветов, шариков и улыбок. Сама же Олеся 3 марта, спустя десять дней после родов, прошла окончательное обследование в Ростове. Диагноз медиков мы не можем озвучить, но вердикт гласил, что мать и малышка могут быть вместе. И мама, и бабушка Софии провели эти несколько дней, что называется, на нервах. У Олеси даже пропало молоко. Женщины считают, что их семью опозорили, и собираются обращаться в прокуратуру и в суд.

Заместитель главврача по детству и родовспоможению ЦГБ Элла Мирошникова рассказала, что произошедшая ситуация стала следствием нескольких причин.

– Мать ребенка поступила полностью не обследованной. Ее, как и всех, у кого нет анализов, положили в обсервационное отделение. Поступила женщина в родах, но прежде, чем приложить ребенка к груди, в соответствии с законодательством, мы обязаны взять анализы на ВИЧ, другие инфекции, а также сделать женщине флюорограмму, – пояснила Мирошникова.

Снимок вызвал подозрение на наличие туберкулеза, поэтому был вызван врач-фтизиатр из батайского филиала Противотуберкулезного клинического диспансера. Она сделала запись в истории болезни о том, что женщина подлежит дообследованию и контакт с новорожденной должен быть разобщен до окончания исследования.

– О том, чтобы ложиться в тубдиспансер, речь вообще не шла. Мама ребенка отказалась проходить обследование. Мало того, но следующий день мы ей выделили машину, чтобы она смогла сразу же сдать все анализы здесь и в Ростове, но Олеся снова отказалась, а могла бы иметь заключение на руках уже 26 февраля, вместо 3 марта. Последующих проблем могло бы не возникнуть вообще! – объяснила Мирошникова.

Когда Олесю спросили, может ли кто-нибудь, кроме нее, забрать ребенка, она ответила, что отец малышки находится в другом городе, а бабушка работает, поэтому тоже не может. Именно поэтому и пришлось обратиться в отдел опеки и попечительства, так как мама ушла из роддома, а ребенок остался там один.

По закону, в течение 14 дней ребенок может находиться в детском отделении ЦГБ, пока мама пройдет обследование. Если же обследование мамочки требует большего времени, ребенка переведут в ростовский дом малютки. Это при условии, что никто из родственников не взял бы над ним временную опеку.

К слову, девочку сразу же отдали бы отцу, если бы он смог прийти, но только при условии его обследования. Ведь ребенку сделали БЦЖ, и при контакте с

болеющим он также заболел бы. При этом медики не могли отдать ребенка бабушке до тех пор, пока она не оформит временную опеку. А в пятницу у них на руках не было даже свидетельства о рождении, от получения которого в роддоме Олеся отказалась. Так что, пришлось в субботу специально для них открывать ЗАГС.

– В данной ситуации мы, медики, сделали все, что смогли в соответствии с требованиями законодательства. Ребенок был выписан на шестые сутки после рождения. Мы предлагали машину, чтобы сделать обследования, неоднократно проводили разъяснительные беседы, но женщина на все отвечала отказом. Результат – налицо, а все могло сложиться иначе, – высказала свою точку зрения Мирошникова.

Дигноз

Когда БВ разбиралось в этой ситуации, выяснилось, что более 10% беременных женщин поступают в батайский роддом необследованными или без документов. У кого-то так складывается, а точнее – не складывается жизнь, а кто-то не сдает анализы целенаправленно. Как произошло в случае с Олесей. Так вот, все эти женщины, принимая решение игнорировать медиков, должны быть готовы к тому, что им могут не отдать младенца. И этот факт подтвердили БВ в отделе опеки и попечительства Управления образования города:

– При подозрении на туберкулез, согласно приказу Минздрава, врачи обязаны полностью изолировать ребенка от больной матери не менее, чем на 8 недель.

Тем не менее, ситуация разрешилась благополучно – временным опекуном была назначена бабушка, и малышку ровно на шестой день выписали из роддома. А ведь могло сложиться и иначе!

В этой истории удивительно и другое: равнодушие женщин к здоровью других рожениц. А если бы вдруг туберкулез подтвердился?! Но врачи батайского роддома, зная об этих самых 10% необследованных, уже готовы к любым ситуациям: если у роженицы обнаруживают какую-либо инфекцию, женщину сразу же изолируют, а помещение обрабатывают. А всего лишь нужно было родственникам сделать обычную флюорограмму! И тогда тобою не будут заниматься десятки людей, о тебе не будут писать в газетах и соцсетях, а после родов ты приложишь малыша к груди и улыбнешься не фтизиатру, а своему акушеру.